Жил-был дронт… Май, в Мапуту — осень. Яркие цветы под ногами и над головой. Выше — пронзительно синее небо, неподалеку слышен рокот океана. Мы медленно идем по Улице 24 июля, усеянной алыми цветами фламбуанов.
— У меня к вам только одна просьба,— обращаюсь я к спутнику,— привезите цветное изображение дронта. Мой собеседник — сотрудник метеорологической службы Мозамбика — через несколько дней летит на Маврикий.
Через две недели, сгорая от нетерпения, я приехал в аэропорт встречать «маврикийца». И не напрасно. Мой знакомый перевыполнил задание: привез не только цветную фотографию чучела удивительной птицы, но и вдохновенный рассказ о том, что ему удалось узнать в Национальном музее естественной истории в Порт-Луи, столице Маврикия.
Потом я долго копался в разноязыких статьях по истории и орнитологии островов Индийского океана, пытаясь дополнить и уточнить детали рассказа моего знакомого. Но то было уже в Москве…
В этом небольшом рассказе встретится много дат и фамилий, что вполне закономерно: велико было число людей, восхищавшихся живым дронтом, тех самых людей, которые так или иначе повинны в его гибели; да и после его исчезновения десятки спохватившихся ученых буквально по косточкам собирали дронта, искали в пыльных запасниках музеев рисунки, восстанавливали прижизненные описания птицы.
1681 год — черная дата в календаре орнитологов. По официальной версии считается, что именно тогда исчез с лица земли дронт острова Маврикий. Чтобы понять, как это случилось, вернемся от этой даты почти на два столетия назад, к началу этой удивительной истории переплетения людских и птичьих судеб, ложных и верных имен и открытий, примеру человеческого бездушия и черствости.
Трудно сказать точно, кто и когда открыл острова, спрятанные в Индийском океане за могучим Мадагаскаром. Наверное, первыми здесь побывали арабы, но открытие это было эпизодическим, попутным. Есть карта, на которой все три острова Маскарен носят арабские названия. Индонезийцы, путь которых в Африку наверняка пролегал через Маскарены, тоже не тронули дронта. До 1507 года бескрылые птицы свободно разгуливали по берегу Маврикия, Реюньона и Родригеса. Белые, с красными крестами паруса португальских каравелл, что появились у Реюньона 9 февраля, не произвели на дронтов ни малейшего впечатления.
Диогу Фернандиш Перейра пришел на острова на «Серне». Будущий Реюньон он назвал Санта-Аполлонией, а Маврикий — Илья ди Серне — по названию каравеллы. Через десятилетия ученые много спорили о названии острова. Спор продолжался бы и поныне, если бы одному внимательному исследователю не пришло в голову заглянуть в справочник по мореходству и не увидеть там название судна Перейры. Что только до этого не предполагали! Серне-де — это Керне — легендарный остров, упоминаемый некоторыми древними авторами, который находился где-то возле Африки. Но у Плиния Старшего ясно сказано, что Керне был у северо-западных берегов, тогда как Маскарены лежат на восток от континента. Голландцы, пришедшие на Маврикий попозже, откуда-то взяли, что «серне» — это «сижне» — «лебедь» по-португальски, и сама идея назвать так дронта принадлежит морякам, впервые увидевшим птицу и принявшим ее за лебедя. Недолго думая, голландцы окрестили Маврикий на свой манер Званей-ландом — Лебединым островом, между тем как лебедей там никогда не было.
Таким образом, с начала XVI века острова уже не оставались без внимания. Открыв землю в океане, люди поспешили заселить ее — так на Маскаренах появились новые обитатели. Добро бы только люди, но привезли с собой животных. Для бескрылых птиц настали печальные времена — люди бегали быстрее дронтов и убивали их нещадно десятками, сотнями. Но мясо сами не ели — оно было жестким. Однако у четвероногих попутчиков человека зубы и желудки оказались покрепче. Мясо дронта вполне устроило свиней и кошек.
В 1637 году живого маврикийского дронта повезли в Европу. Он прожил в Англии несколько лет, а когда погиб, кости его хранили в Оксфорде до тех пор, пока в 1755 году куратор музея, сочтя, что «драные перья какой-то никчемной курицы» отнюдь не украшают дорогую орнитологическую коллекцию, приказал сжечь чучело дронта вместе с остальным хламом. В последний момент кто-то выхватил из огня уцелевшую ногу и голову птицы, которые и поныне находятся в этом музее. (Маврикийского дронта тогда уже не существовало в природе.)
В начале XVII века кое-какие сведения о еще живом семействе дронтов стали попадаться в толстых зоологических книгах, появилось его научное имя. Бюффон вовсю оперировал названием птицы в своих трактатах.
Потом дронта не стало. Те рисунки, которые уцелели в Европе после многочисленных чисток музеев, изображали абсолютно разных птиц. Никто ничего не мог понять, в ученых кругах началась дискуссия. Появились орнитологи, которые вообще подвергали сомнению существование птицы.
Ученый мир обязан спасением дронта от «научного истребления» докладу английского орнитолога Ф. Дункана, который он сделал в 1828 году. Дункан по крупицам собрал данные о дронте. Обратимся к источникам.
Первым, кто упомянул маврикийскую птицу, был голландский адмирал Ван Нек, посетивший Маврикий в самом конце XVI века. В 1601 году появился его доклад о поездке. Вот выписка из него: «Голубые попугаи весьма многочисленны здесь, так же как и прочие птицы. Среди них есть одна размером побольше лебедя с огромной головой без крыльев, а вместо них — три или четыре черных пера… Мы обычно звали их «вальг-фогельс» (нелепые птицы), потому что есть у них такая особенность: чем дольше варить их мясо, тем жестче оно становится». Адмирал назвал дронта «нелепой птицей», наверное, еще и потому, что она не научилась вовремя убегать от людей…
Дж. Стриклэнд, автор первой обстоятельной монографии, появившейся в 1848 году, само название «дронт» так объясняет: термин исходит от датских моряков: по-датски «друнте» — «быть медлительным». Голландец А. Оудеман абсолютно был с ним не согласен — «дронт», несомненно, происходит от голландской глагольной формы «друнтен» — «надутый», «щегольской». Пока ученые препирались, выясняя, почему дронт — дронт, его не стало. Одно радует — птица успела побывать в Европе и «позировала» лучшим фламандским и английским живописцам. Только разве это поправит дело?
Ученые совсем было приуныли, как вдруг появились данные: на Реюньоне и Родригесе тоже, оказывается, жили дронты! В 1675 году англичанин Дж. Теттон опубликовал рассказ о поездке на острова: «Есть здесь и большой петух размером с индейку,— писал моряк, перечисляя далее все тех же попугаев и голубей,— очень толстый, белого цвета, с такими короткими крыльями, что летать совсем не может…» Теттон был единственным человеком, который оставил более-менее подробное свидетельство об окраске реюньонского дронта. Кроме него, об этой птице упомянул одним-двумя словами еще один человек — голландский путешественник Биллем ван Хоорн, проживший на островах три недели в 1619 году, но более подробно о птице рассказать он так и не удосужился.
Белый дронт оказался самостоятельным видом. Он выжил на Реюньоне благодаря географической изоляции — гористый остров спас его. Но ненадолго.
Обратимся к третьему острову. Французские гугеноты прибыли на Родригес из Европы на голландском судне в 1691 году. Небольшую группу возглавлял некий Лега. Он-то и опубликовал журнал путешествия в 1708 году. Сведения о дронтах на Родригесе имелись и до Лега, но он был единственным, кто долго жил там и умел рисовать. «Среди всех птиц острова,— пишет Лега,— самая замечательная та, что называется «отшельник», и их здесь множество. Перья самцов черно-коричневые, ноги и клюв индюшачьи. Нелегко добыть их в лесу, но просто на открытом пространстве, потому что мы бегаем быстрее их. Некоторые самцы весят до 45 фунтов…» Заметки Лега, самые грамотные и полные из всех свидетельств о дронтах, подтвердились более поздними находками, когда палеонтологи наткнулись на останки птиц.
И очередная неясность. Английский профессор Дж. Аткинсон, написавший несколько книжек о романской литературе и путешественниках, пытается доказать, что Лега… вообще не странствовал. А свои зарисовки позаимствовал из разных источников. Биологи, прочтя это сообщение, пришли в изумление: откуда же тогда Лега взял описание дронта с Родригеса, ведь тот действительно там существовал, это доказано! И откуда взялись в архивах Кейптауна, где был Лега, точные данные о его судах с командой, а на Маврикии — отчет об их прибытии на острова? — опровергают Аткинсона историки мореходства. Выходит, профессор что-то напутал. Хорошо, что на этот раз специалисты вовремя спохватились.
Россия тоже внесла свой вклад в «дронтоведение». В Санкт-петербургском бюллетене физико-математического отделения императорской Академии наук за 1848 год появился добротный, снабженный цифрами и латинскими названиями рассказ Иосифа Христиановича Хамеля, который познакомил любопытного русского читателя со всеми известными сведениями о дронте. В те годы никто не задумывался, конечно, о проблеме сохранения птицы в живых. Многочисленные кости и рисунки в музеях мира обязаны скорее странному, привлекательному виду дронта, нежели желанию сохранить его для потомков.
Уже в наши годы советский биолог А.И. Иванов сделал на XII Международном орнитологическом конгрессе в Хельсинки интересное сообщение «Индийский рисунок дронта». Сначала может показаться странным, какая связь между Индией и птицей с Маскаренских островов? Оказалось, связь есть. В 1955 году в ленинградском Эрмитаже состоялась выставка индийской и персидской миниатюры. Среди множества птиц на рисунках оказался дронт. И что самое удивительное, нарисовал его восточный, неевропейский художник. Сказать точно кто, пока нельзя. А. И. Иванов предположил, что живого дронта привезли ко двору Моголов в Индию, а сделали это португальцы или голландцы, часто курсировавшие по маршруту Восточная Африка — Каликут. Когда это было? Неизвестно.
С давних времен на Маврикии росло множество деревьев вида кальвария майор. Их возраст достигает 300 лет. Раньше, если верить очевидцам, это дерево было повсеместно распространено на острове. Сейчас же там нет ни одного молодого деревца этого вида. Взрослые кальварии дают семена ежегодно, но ни одно из них не прорастает. В чем дело? Оказалось — в дронтах. Взаимосвязь между ними и деревом установил американский ученый С. Темпл. Дело в том, что в процессе эволюции дерево выработало защитную реакцию против дронтов, которые уничтожали его плоды — необычайно толстый эндокарпий, иначе говоря, косточку. Побывав в желудке дронта, косточка так сильно стачивалась, что семя могло уже преодолеть ее и прорасти. Местные маврикийские птицы и сегодня питаются плодами кальварии, но они едят только мясистую часть плода. Только гигант дронт мог проглотить весь плод. Опыты с индейками подтвердили гипотезу ученого. Из 17 проглоченных плодов три косточки проросли.
…От 1681 года — «официальной» даты гибели последнего дронта — нас отделяют три столетия. Но это относится к Маврикию. С Реюньона сведения о птицах прекратили поступать столетие спустя. Между тем некоторые путешественники, зарекомендовавшие себя беспристрастными собирателями народного фольклора, утверждают, что креолы Маскарен помнят о дронтах, и это не полинезийцы или, скажем, индейцы Антильских островов, чей стаж островной жизни исчисляется столетиями и даже тысячелетиями. Креольская память недлинная, смешанное происхождение искажает цепь воспоминаний, уходящую в глубь веков. Значит, предания свежие?
На Маскаренских островах и по сей день живет легенда о бескрылой птице. Креолы Маврикия, Реюньона и Родригеса упорно рассказывают о том, что в глухих лесах, высоко в горах еще живут последние дронты. Но ни одна экспедиция не отправлялась до сих пор на поиски удивительных бескрылых птиц.
А что, если?.. Действительно, а что, если дронт все же выжил? Что, если попробовать поискать живого дронта на этих островах?
…Я шел на голоса, доносившиеся из глубины Ленинградского зоологического музея. Сейшельская черепаха, хищники, пингвины — все это в стеклянных стендах проплывало справа и слева от меня. Рядом с колибри стоял дронт… В дальнем, самом темном и незаметном углу витрины, среди прочих представителей голубиного племени. Внизу несколько строк: жил… весил… истреблен… Экскурсантам, что пришли в Ленинградский зоологический музей, судьба «маврикийского лебедя» осталась неведомой, их не посвятили в историю дронта. Конечно, можно возразить, что всего не расскажешь — времени не хватит. Верно, но хоть что-нибудь, хотя бы пару слов…
А я смотрел на неуклюжую, совсем не похожую на голубя крупную бескрылую птицу и думал: «А все-таки, что, если…»
Мапуту — Санкт-Петербург — Москва
